13 421
Глава 5. Преступление и наказание.
Добравшись до своих, Гений первым делом решил поделиться открытием с коллегами о телепатических способностях волосатиков и тем, как он им подарил огонь. Он наивно полагал увидеть признание в глазах "божественных" коллег. Гении всегда совершают ошибки, когда что-то делают в порыве своей гениальной восторженности.
Скандал разразился нешуточный. Генеральный даже закрыл глаза, чтобы от возмущения не сжечь собственную тарелку-везделёт. Мало того, что этот выскочка, считающий себя гением, нарушил устав, запрещающий вступать в контакт с местной волосатой биопопуляцией, он ещё подарил огонь нелюдям, совершенно забыв о технике безопасности.
— Они же нелюди! А ты дал им огонь!
— Да нет же… Говорю вам, они люди! – возражал Гений. Он сам не ожидал от себя такой гениальной смелости.
— Он мне возражает! И это называется демократия?! – бушевал босс, боясь открыть глаза.
Всезнаец ликовал. Наконец-то шеф приведёт выскочку к общему знаменателю. Правосудка требовала немедленного наказания. Огонь в руках существ, у которых нет конституции, всё равно, что антинитриновый баллончик в руках у генетического маньяка, которому забыли поставить предохранитель.
На Эйфории были соответствующие вековые порядки приведения отклонившихся от основного курса программы к правильному формату. Наказание одиночеством! Оно считалось самым жестоким. Достаточно было отключить от интернета, поместить в камеру-одиночку, где не было ни одного подключения, как собственные мысли начинали угнетать провинившегося. И чем дольше он находился без притока внешней информации, тем больше мучился и тем быстрее каялся.
На Эйфории с наказанием не было проблем. Камеры-одиночки по всей планете устрашали вольнодумцев, несогласных с генеральной линией партии мудряков. Целая сеть разработанных специальными дизайнерами камер-одиночек покрывала планету от самых неблагоустроенных до пятизвёздочных с крутым сервисом и комфортом, отчего осуждённые становились в них ещё более одинокими.
А где взять камеру-одиночку здесь, на Голубке? Конечно, можно было зазнавшегося Гения упрятать в топливный бак. Но там ещё оставалось топливо, и сливать его было жалко, поскольку на нём предстояло стартовать перед возвращением домой.
По предложению Всезнайца триумвират совета стратегов в составе: Генеральный, Всезнаец и Правосудка решили приковать выскочку к скале над поляной, где он подарил людям огонь. Пускай оттуда постоянно взирает на место своего преступления и кается, кается, кается!
Проблема состояла лишь в том, кто его прикуёт? Ведь он – Гений – был единственным кузнецом в их команде. И снова всех выручил сам Гений! Решение триумвирата настолько задело его гениальное достоинство, что он решил им раз и навсегда показать, на что способен, заявив, что раз так, то он прикуёт себя к скале сам! И действительно, неизвестно как, но тут же самоприковался на глазах изумлённого триумвирата.
Скала была высоченной, как обрубленная какой-то сверхкосмической силой гора. Голубка видна была с неё до самого горизонта. Несмотря на свой природный дар неформатного провидца, Гений никогда не думал, что в нём вызовет такой восторг глядеть на эту природную мощь лесов, полей и рек и что, несмотря на прикованность, он впервые задышит как вольный человек!
Иногда над ним кружили какие-то огромны птицы. Глаза их были дружелюбные. Они словно хотели ему рассказать о чём-то сокровенном. Каждый день он наполнялся неизвестной ему ранее энергией от самой скалы, от реки, шумящей под ней, от птиц, от гор на горизонте… Он забыл об Эйфории, о мудряках и даже о своём любимом козявконарии, перестал бояться и жары, и холода. На Эйфории температура уже много сотен лет поддерживалась метеомудряками в форматном режиме. Неформатные колебания были опасны для интернета, а значит, и для поголовного счастья.
Неужели мудряки ошибались? Гений чувствовал, что от этой природной неорганизованности Голубки он становится здоровее: научился согреваться дыханием и охлаждаться, расслабляясь… Как только у него появлялись грустные мысли, на поляну, словно уловив их, приходили его новые друзья, благодарные волосатики. С восторгом глядели на него, и — о, чудо! – он сразу переставал кислячить. Иногда ему казалось, что они молча поют ему какую-то очень красивую романтическую мелодию, тем самым пытаясь помочь, дать силы для выживания.
Однажды, когда ему было особенно грустно, волосатики собрались в кружок, видимо, по-своему оттелепали друг другу что-то очень важное и разошлись, оставив на поляне одного самого маленького и невзрачного из них. За эти несколько дней зрение Гения обострилось необычайно, и он вдруг увидел то, что его потрясло! Во-первых, это был не волосатик, а волосатиха! Во-вторых, эта женская особь-невзрачка на большом камне другим маленьким камушком начала выскрябывать изображение его, Гения, самоприкованного к скале. Гений почувствовал лёгкую дрожь в теле. Так у него было всегда перед очередным осенением. Точнее, перед тем, как создать какую-нибудь новую, милую его сердцу козявушку. Он почувствовал, как мозг лихорадочно заработал, какое-то решение созревало в голове и было совсем близко. "Думать, думать и ещё раз думать", — приказал себе Гений и начал думать, забыв о волосатихе-невзрачке.
Тем временем Генеральный тоже решил не терять времени даром, начал ежедневно летать над Голубкой, метать гром и молнии, чтобы получившие огонь волосатики знали, кто всё-таки здесь главный небожитель и кого надо слушаться.
На глазах у множества аборигенов он сжёг три утёса, сделал в воздухе четыре мёртвых метли, расщепил молнией два дерева и плевками сбил в полёте семь орлов. От таких фокусов волосатики тут же уважительно попадали ниц и обещали принести лично ему в жертву самого большого синего быка! Что они вскоре и сделали, поутру притащив тушу прямо к везделёту и положив её у трапа, который напоминал им лестницу в небо – жилище богов!
Туша была зажаренная! Видимо, данный огонь пошёл-таки на пользу. У Генерального даже перехватило в горле: "Как же это, наверное, вкусно!" Он сам испугался нелегитимной мысли. Хотя за несколько последних веков впервые всё-таки почувствовал, как ему надоели тюбики с витаминизированными пестицидами и фрукты, по вкусу напоминающие резиновые мячики. Он невольно проглотил слюну и робко огляделся в надежде, что никто не заметил его короткой слабости. Её действительно никто не заметил, поскольку все остальные в это время тоже сглатывали слюну. Так продолжалось несколько минут. Первой нарушила аппетитное молчание Правосудка. Она уверенно заявила, что в конституции есть один параграф, позволяющий есть нелицензированную мудряками еду в форс-мажорных условиях, если эти форс-мажорные условия подтверждены открытым голосованием тех, кто в эти условия попал. Голосование состоялось прямо у туши. Все проголосовали за форс-мажор! Буквально руками, не стесняясь друг друга, разорвали тушу на мелкие кусочки, и если бы Генеральный не успел вовремя на всех зыркнуть пучком корригированных кварков, ему бы достались только рога и копыта.
После вкусного обеда (хотя пришельцы и не знали ещё закона Архимеда) всех потянуло поспать. Боги, как настоящие аборигены-нелюди, растянулись под кусточками у берега небесного цвета залива.
Облака узорчато раскрасили высоченное небо, вокруг успокаивающе шелестели травы, неинтернетовские живые звуки были в новинку, волновали и успокаивали одновременно, словно намекали, что всё будет хорошо. Птицы утихли, боясь спугнуть божественную дрёму. Волосатики тактично перестали подглядывать за всемогущими, почувствовав в них что-то родное человеческое.
Один только Генеральный не дремал. Его мысли были не столь сладостны. В отличие от своих подчинённых о недрах он не имел права забывать ни на мгновение. Ведь перед мудряками отвечать ему, он не Гений и пытку камерой-одиночкой не перенесёт. Беспокойные мысли расползались в его голове, как облака по небу.
Что-то тут не так! К Голубке надо найти другой подход, неформатный! Ведь она ещё молодая. Значит, с ней надо поступать осторожно, может даже – он сам испугался своей мысли – не по конституции. А как? Генеральный был идеальным топ-менеджером! И, к сожалению, у него не было инструкции, как действовать не по инструкции.
И ещё сильно огорчало, что у местных аборигенов-волосатиков, которые ему явно поклонялись, не было любви в глазах. Был только страх!
Каждый день, когда с утра Генеральный отправлялся в полёт над Голубкой, предварительно почистив свои реактивки, они, заприметив его ещё издали, в знак признания всех его фокусов и сотворяемых чудес падали ниц и обещали завещать потомкам чтить его, как грозного громовержца и повелителя молний, то есть за главного небожителя! Но только он отлетал от них подальше, и они направлялись на поляну к Гению, не преклоняя колен с благодарностью глядели на него, несчастного, и из их глаз струились лучики тепла и благодарности.
От ревности он приказал Правосудке издать распоряжение местным птицам выклевать все внутренности прикованного Гения. А Хронику без всякой поэзии и соплежуйства описать то, что произойдёт, как Божью кару. Что есть почти правда – недаром местные жители считают его главным божеством. Указ был развешен на всех скалах Голубки. Но птицы даже не поглядели на него и, словно в насмешку, начали ещё усерднее оберегать гениального выскочку, кружа вокруг него хороводами.
Настораживал и сам Гений! Загорел, похудел, на теле обозначились тестостероновые мышцы. "Что-то он стал слишком хорошо выглядеть! – не без тревоги думал каждый день Главный. – Не к добру это! Как бы чего не случилось".
|
|
От раздумий о Голубке и её зашкаливающей энергии Гения оторвал какой-то странный толчок в груди с левой стороны. Он очнулся. Что это? Волосатики собрались на поляне и разглядывали на камне рисунок волосатихи-невзрачки, то и дело поднимая головы, словно сравнивали рисунок с натурой, то есть с ним, Гением, и, одобрительно мыча, качали головами. В груди ещё раз ёкнуло!
Конечно, ни Правосудка, ни Всезнайка, ни Генеральный не знали, что одиночество губительно для любого усреднённого формата Эйфории. Но не для Гения! Потому что неформат, помещённый в камеру-одиночку, — это запалённый фитиль, подведённый к интеллектуальной бомбе ускоренного действия. А Гений, прикованный к скале посреди могучей природы, может вообще совершить переворот в истории. Что, собственно, и случилось далее!
Сначала на ум пришла, казалось бы, совершенно абсурдная и глупая мысль. Дело в том, что невзрачка, которая то и дело поглядывала на него, как на модель в классе для рисования, порой источала из себя странные энергетические потоки, его, Гения, волнующие. Он присмотрелся к ней. "А что, если её побрить? Сделать элементарную форматную эпиляцию? Вполне хорошенькой станет! Вот только чем брить? Всех запасов пенки для бриться не хватило бы на космолёте! А огнетушители Генеральный бы использовать запретил. Неконституционно! Не по инструкции. Топ-менеджер форматный!"
Гений присмотрелся к остальным волосатикам. "Тогда и всех остальных побрить можно? Туловища очень даже человекоподобные. В чём-то они явно более развиты, чем эйфоритяне. Сильнее, ловчее, судя по всему, здоровее – не знают болезней! Не чихают! Не сморкаются! Почему? Видимо, волосы мешают. Не ходят в марлевых повязках, чтобы не заболеть. Быстро бегают, необычайно любят миловаться со своими половинками на полянах, не стесняются иметь по многу детей. А скоро ещё научатся рисовать, а значит, и писать. Остаётся только одно – эпиляцию всем надо сделать. Потом научить говорить, ну и…"
От пришедшей на ум мысли в груди не просто ёкнуло – крякнуло! Появилось ощущение, что сердцу в грудной клетке стало тесно. Сознание его помутилось! Гений знал, что он гений, но не подозревал, что до такой степени. Мысль была не просто гениальна, она заставила его даже прибегнуть к сигналу SOS, который разрешалось подавать специальным лазерным устройством, вмонтированным в зуб мудрости, лишь в крайних случаях. "Да-да, зачем брить? Какая эпиляция? Всё гораздо проще… Как я раньше до этого не догадался, великий клонирователь редких особей, пускай даже козявочных. Я должен, должен немедленно доложить о своём открытии стратегам-мудрякам. SOS! SOS! SOS!"
Главный подлетел к скале незамедлительно. Ему самому вся эта ситуация с хорошеющим изо дня в день, оздоравливающимся Гением начинала здорово действовать на его предохранительный клапан. Давление в организме росло от негодования не по дням, а по часам. Вечно мы, топ-менеджеры, с этими гениями-неформатами мучаемся. Никогда не знаешь, что от них ждать. Даже пытка одиночеством – и та не действует. Генеральный даже не предполагал, что от полётов над Голубкой стала впервые в его жизни развиваться интуиция, неподвластная сознанию. Именно благодаря ей он начал чувствовать, что без Гения сам правильного решения не найдёт. Сигнал SOS его обрадовал. Неспроста! "Надо будет к нему впредь отнестись подобрее", — подсказала ещё не окрепшая интуиция.
— Ну, что случилось, Гений козявочный? – с доброй, несвойственной ему интонацией спросил Главный.
Когда Генеральный услышал о предложении Гения, он аж на несколько сот метров подлетел вверх от счастья, поскольку реактивки от всплеска энергии включились сами.
Волосатики в ужасе рухнули ниц. И даже боялись поднять голову: что ещё сотворит это всемогущий громовержец?
Но Генеральному было не до них. Он впервые точно осознал, что они выполнят задачу, поставленную советом мудряков. Да, да, они наладят нефте- и другие отсосы из закромов Голубки, спасут Эйфорию и её поголовное счастье, и им будут поставлены памятники. А здесь, на Голубке, о них ещё долго будут складывать легенды, придумывать небылицы, и, конечно же, поклоняться.
— Да ты и вправду гений! — с трудом выдавил из себя Генеральный и тут же добавил – но только под моим руководством! Понял?
Далее Главный немедленно приказал Гению саморасковаться и послал приказ окончательно разленившимся на морском берегу членам экипажа как можно скорее собраться на очередной исторический поворотный съезд для ознакомления с Великим Почином!
— Да я уж давно саморасковался! – признался Гений, и какой-то новой, необязательной улыбкой озарилось его лицо. – Просто мне здесь было очень хорошо!
Видя, как Гений и громовержец обнялись, волосатики внизу одобрительно замычали, вытянув головы кверху.
Так и не разомкнув объятий, они полетели быстрее навстречу историческому совету, на который уже начали подтягиваться с берега, отходя от сладостной дрёмы, остальные засланцы.
То, что чувствовал Главный, было даже не эйфорией, а выше эйфории. Не поголовное счастье, а гораздо серьёзнее – его личное.
— Если эксперимент пройдёт удачно, я знаешь, что для тебя сделаю, я….я… я тебе разрешу снова самоприковаться!
"А наш-то… главнюк главнюком, а тоже становится неформатным! Однако эта Голубка мне нравится!" — отметил про себя Гений.
В его груди отчётливо билось увеличившееся сердце!
Теперь и нам пора вернуться к тому эпохальному совету, на котором решилось то, о чём даже сегодняшние учёные не подозревают!
Невероятно остроумно. С интересом прочитал. Хороший был человек
Читаем, комментируем, помогаем распространять!